Вслед за балетной премьерой в Государственном театре оперы и балета Удмуртской Республики пришел черед обновить новую, только что открывшуюся после ремонта сцену премьерой оперы. AMORE. VENDETTA. MORTE — так назван спектакль, центром которого стала одноактная опера Пьетро Масканьи «Сельская честь», дополненная рядом популярных оперных арий итальянских композиторов.
Для нашего оперного театра — это уже третье пришествие знаменитой одноактовки. Впервые «Сельская честь» была поставлена в Ижевске в 1997 г. Поставлена успешно, но в концертном формате — с сидящим на сцене оркестром и легкой режиссерской разводкой солистов. Та «Сельская честь» была первым самостоятельным опытом молодого дирижера Н.Роготнева, который вскоре встал за пульт Симфонического оркестра УР. Ушел дирижер, ушла и опера. Затем, уже в 2005 г., опера вернулась на нашу сцену уже в паре с «Паяцами» Леонкавалло. Но эта постановка, названная «Камо грядеши», стала не лучшей работой театра. Шли годы. Вновь вставший за дирижерский пульт нашего театра Н.Роготнев отметил уже свой 50-летний юбилей и снова в качестве оперной премьеры, открывающей новую сцену, выбрана «Сельская честь».
Amore. Vendetta. Morte
Любовь — Месть — Смерть. Эти три слова как нельзя лучше раскрывают суть оперы Масканьи, основой сюжета которой является «любовный четырехугольник»: деревенская девушка Сантуцца — изменивший ей ее возлюбленный Туридду — красавица Лола — и ее муж, мафиози Альфио. Центральные фигуры этой композиции влюблены и счастливы вместе, те, что по краям — охвачены жаждой мщения. Действие происходит на Сицилии и здесь обидчиков не прощают. Развязкой этой драмы станет только смерть.
Но эти же три слова являются ключом к любой итальянской опере. Надо отдать должное авторам спектакля, разгадавшим этот «генетический код». Это позволило им уйти от привычной, но несколько тяжеловатой для восприятия, пары «Паяцы» — «Сельская честь», предварив полноценный оперный спектакль, легким «концертом в костюмах» из опер Дж.Верди, Ф.Чилеа и А.Каталани.
Выбор музыкального ряда первого действия тоже оказался точен. Цепочка арий «собрана на нитку» единой истории — два хора из разных опер Верди — «Трубадура» и «Макбета» — обрамляют ее начало и конец (хормейстер Л. Елисеева). Каждый, кто знает музыку Верди, слышит в обоих хорах адский «хохот ведьм», злорадно замешивающих в общем котле варево из судеб людей, охваченных завистью, ненавистью и злобой. Подбрасывая огонька, ведьмы хохочут над людьми, яростно уничтожающими себя в слепой жажде мщения.
Первое действие постановки — своего рода Парад-алле солистов театра. К его несомненным удачам можно отнести Арию Риголетто в исполнении гостя театра А.Исаева, Молитву Леоноры, спетую молодой солисткой Ю.Ковалевой, и, пожалуй, Арию Принцессы де Буйон в интерпретации Н.Ярховой.
Примадонна
Начавшаяся во втором действии опера сразу расставила все точки над i, обозначив — кто является примадонной нашего театра. Татьяна Силаева, ей до сих пор нет равных. Ее нынешняя Сантуцца — несомненная удача певицы. Эта партия всегда была в числе лучших ее ролей с момента еще той, первой, «Сельской чести». Вообще, роли страдающих женщин, сражающихся за свое счастье, удаются Т.Силаевой лучше всего. Ее Тоска, Норма, Сантуцца составили целую эпоху в нашем театре.
И сквозь эту, новую Сантуццу, словно проступают все спетые Т.Силаевой роли: горечь пережитого Тоски и огромное внутреннее достоинство Нормы. Ее Сантуцца даже в самых драматических местах не истерична, голос не переходит на крик, а в пиано заставляет замереть зал. Позы ее героини статуарны, словно в режиме «стоп-кадра». Нет жизни в этой Сантуцце, все выгорело в ее душе, остался только пепел, в цвет ее пепельно-серого платья, переходящего в паутину черных лоскутьев на юбке. Безжизненен и пейзаж вокруг — два огромных голых каменных валуна по краям сцены, а на заднем плане — одинокая церковь. В открытые двери церковного портала — словно укор — видна микеланджеловская «Пьета». Под ногами не шелест травы, а лишь сухой шорох пепла. Партия Сантуццы низка для сопрано, иногда ее исполняют меццо-сопрано. Например, Елена Образцова. Низковата она и для Т.Силаевой — на низких нотах голос предательски меняет тембр. Но и это играет на создаваемый ею образ — голос, словно подернутый пеплом, обретает глуховатую матовую окраску.
Достойные соперники
Под стать Т.Силаевой и Туридду в исполнении Дмитрия Шиврина. Эта партия вошла в арсенал певца тоже со времен той, памятной, первой постановки. Можно сказать, что с Т.Силаевой в этой опере они давно спелись. Их дуэт всегда был сильным звеном всех ее постановок в нашем театре.
И для Д.Шиврина партия Туридду в новом спектакле — одна из лучших его работ. Пение веристского репертуара, основанного на крупном, форсированном звуке, готовом сорваться в крик — тот материал, который несомненно подходит сейчас певцу. Плюс актерское мастерство — роль Туридду должна быть не столько спета, сколько прожита. Здесь тенорам обычно не хватает темперамента, чего не скажешь о Д.Шиврине. С яростью раненого быка (и корпулентность певца здесь тоже в плюс) отстаивал он свое счастье, буквально вырывая его зубами, как вырвал зубами и смачно выплюнул пробку из бутылки в «Бриндизи». Так же презрительно — словно Майк Тайсон — выплюнет он затем и откушенную мочку уха Альфио. Пара Туридду — Альфио в этой постановке — пара сильных и равных соперников, достойных друг друга. Но Туридду понимает, что ему придется погибнуть в этой схватке. И его лирическое — «поцелуй на прощанье, мама, я не вернусь» — перед кровавой развязкой оперы еще одна из удач певца.
Баритон Алексей Исаев раскрылся в опере уже с первой песни Альфио. В отличие от Туридду, яростно набрасывающимся на своего соперника, роль Альфио построена на экономии жеста — ни один мускул не дрогнет на его лице. Его внутреннее напряжение и мужскую силу выдаст его голос — сочный и крепкий баритон.
Ну а виновница этой истории — красотка Лола Натальи Ярховой. В ней есть и милое кокетство и женственная манкость. Образ дополняет и костюм: стилизованное сицилийское платье в желтых тонах с изящным головным убором.
Глас небес
В «Сельской чести» нет высокого женского голоса, что несет в себе ангельскую чистоту и кротость. В опере Масканьи эта функция отдана оркестру, прерывающему полыхание страстей островками тихой лирической музыки. Надо отдать должное мастерству Н.Роготнева, сумевшему умело выстроить эту многоступенчатую пирамиду света и тени. Лишь один раз эмоции все-таки взяли верх. В хоре молитвы звука было многовато уже с самого начала, не говоря уже о его кульминации.
Но не только оркестр взял на себя функцию гласа небес. Режиссер Ф.Разенков мастерски ввел ангельские — детские — партии в сценическую партитуру спектакля. Дети в нем живут своей жизнью. Особенно удачным было сценическое решение знаменитого Интермеццо. В тот момент, когда на фоне знакомой музыки микеланджеловская «Пьета» начала угрожающе высвечиваться на фоне задника, окрашенного в краски атмосферы Земли, заснятой из космоса, на сцену неожиданно выбежали мальчик и девочка. Они играли в свою игру и жили в своем темпоритме, абсолютно не совпадающем с происходящим на сцене и в оркестре действием. Пробежав, играя, по диагонали сцены, они удобно уселись на валуне, спиной к зрителю, продолжая выяснять свои — детские — проблемы. Эта «живая» сценка не позволила действию наполниться напыщенным пафосом. «Сельской чести», как любому веристскому спектаклю, любые аллегорические символы противопоказаны. Не случайно, оперу Масканьи часто ставят в естественных интерьерах — прямо на улицах Сицилии. Художник В.Анисенков удачно одел артистов в стилизованные сицилийские костюмы. Эта живописная пестрота и удачное свободное расположение групп хора на всем пространстве сцены создали иллюзию кипящей жизни итальянского Юга.
Надеемся, что и новой «Сельской чести» на нашей сцене наконец-то уготована долгая жизнь.
Евгения Новоселова