Министерство культуры и туризма Удмуртской Республики
Музыкальная жизнь: Когда театр сильнее музыки
В России есть немало оперных театров, о которых не известно за пределами их городов или регионов практически ничего – чем живут, что ставят, кто поет? Как правило, работают они полностью по схеме репертуарного театра, гастролеров не приглашают (почти или вовсе), ориентируются на консервативно-охранительные вкусы местной публики и посему практически не экспериментируют (ни в репертуаре, ни в режиссуре), а, значит, в орбиту внимания критики или, например, той же «Золотой Маски» не попадают, в столицу не приезжают. Конечно, в век высоких технологий почти все региональные оперные дома обзавелись интернет-сайтами, и узнать какой-то минимум о них труда не составляет сегодня для любого желающего, но полноценное представление о творческом процессе таким способом не получишь. Постепенно, однако, таким изоляционизмом начинают, кажется, тяготиться и самые неамбициозные. Возникает желание создавать некоторый культурный резонанс, ощутить свое место на оперной карте России, осознать возможности и наметить дальнейшие перспективы.
Толчком к такому переосмыслению стратегии и тактики для театра может стать какое-то важное событие как внешнего, так и внутреннего происхождения. Для Театра оперы и балета Удмуртии, что находится в республиканской столице Ижевске, таким толчком послужили два момента – грандиозная реконструкция здания, завершившаяся менее года назад, и юбилей знаменитого земляка, Петра Ильича Чайковского, уроженца находящегося в полусотне километров от Ижевска Воткинска. Реконструкция превратила бетонно-стеклянную коробку бывшей Музкомедии в уютное, не лишенное шика классических оперных домов здание с приятными интерьерами, красивым, акустически приемлемым залом и современным сценическим оборудованием. 175-летие великого композитора подарило его имя названию театра, что волей-неволей повышает его брендовую составляющую. Одновременно остро встает необходимость достойного представления оперно-балетного наследия земляка в репертуаре, появления новых названий и переосмысления старых, чем вплотную сегодня и начало заниматься руководство театра.
Обновлять «портфолио» Чайковского, чье творчество представлено тремя «главными», наиболее востребованными операми, начали с самой известной из них – с «Евгения Онегина». Впервые на удмуртской сцене он был поставлен в 1986 году, и та постановка – сугубо традиционная – держалась в репертуаре много лет, вплоть до самой реконструкции.
«Онегин» образца 2015 года по ижевским меркам – спектакль неординарный, если не революционный, хотя пресыщенный столичный театрал едва ли увидит в нем хотя бы тень радикализма. Молодой главный режиссер театра Филипп Разенков, один из победителей последней «Нано-оперы», отталкивается исключительно от Пушкина и Чайковского. Ход его мыслей созвучен модели «Онегина» как истории о семи смертях, некогда предложенной Евгением Колобовым: по Разенкову, музыкальный вариант «энциклопедии русской жизни» – это опера о самообмане, в которой каждый из героев питает надежды, оказывающиеся лишь иллюзией, поэтому каждый в итоге приходит к плачевному финалу. Опустошенность, внутренняя «разруха», следование ложным установкам и ложным идеалам, схемам, отказ от мечты – то, что характерно для всех героев спектакля, и в этом подходе едва ли можно усмотреть какое-то несоответствие оригиналу. Вернее было бы говорить об интерпретации пушкинского сюжета «в мрачных тонах», вполне созвучной музыке Чайковского.
Элементы душевного тлена так незначительны, почти невинны в начале оперы – в конце концов, с «диагнозами» Лариной и Филиппьевны жить можно вполне комфортно. Поэтому начало спектакля праздничное, яркое, умиротворяющее – на сцене золотая осень, радость и изобилие со снопами, бело-красными вышиванками крестьянских костюмов. По мере развития драмы пространство оперы сгущается, темнеет, становится душным и угнетенным – сначала его пронзают черные корявые ветви лишенных облетевшей листвы деревьев, а потом наступает тотальная чернота ночи. Греминский бал больше похож на похороны (все в черном, и всё вокруг черно – малиновый берет на своем законном месте, то есть на челе Татьяны, лишь обостряет эту гнетущую черноту), а финальное объяснение происходит холодной петербургской ночью где-то на набережной Невы (весьма распространенное по нынешним временам решение, и оно не случайно – словно постановщики выводят героев, чье счастье уже невозможно, в безжизненный черный космос). Здесь не только замечательная, убедительная и выразительная работа художника Владислава Анисенкова, но и логика всего спектакля – герои уходят в душевную ночь, «страсть и тоска», о которых писал Чайковский, характеризуя свои лирические сцены, оборачиваются трагедией и душевным крахом.
Пространственное решение имеет свои очевидные удачи. Например, Ларинский бал, где легкие арки условно разделяют объем, за счет чего образуются два плана – дальний для массовки, где собственно бал и происходит, и передний, на авансцене, где разворачивается ссора друзей, причем оба пространства – как на ладони перед зрителем. Или сцена дуэли: огромный, ниспадающий поток материи – не то замерзший водопад, не то заснеженный косогор – является яркой визуальной доминантой картины и одновременно позволяет деликатно, без натурализма решить «проблему» убийства Ленского – герой просто медленно уходит за этот своеобразный занавес, и когда звучит роковой выстрел, его уже нет на сцене.
В итоге с точки зрения смыслов и визуального воплощения спектакль получился очень убедительным – со своей логикой, развитием, интересными акцентами. Ему бы другое музыкальное решение – и вези в любую столицу, на любой фестиваль, на любые гастроли. К сожалению, музыкальное решение не дотягивает до уровня, предложенного режиссурой и сценографией. Молодой маэстро Андрей Гордеев пока не готов к интерпретации столь серьезного полотна. Звучание оркестра вполне профессионально и даже выразительно, но о полноценной его роли в условиях расползающейся музыкальной формы говорить сложно. В спектакле нет музыкального стержня, цельности, и одновременно полно технических изъянов, связанных с отсутствием контакта между дирижером и певцами, с плохой координацией между сценой и ямой в целом, вследствие чего вокалисты оказывались слишком часто предоставленными сами себе, а хоровые сцены откровенно разваливались.
Жаль, тем более что в Ижевске есть хорошие голоса. Мастеровитой Татьяной предстала Юлия Ковалева, с холодноватым тембром и культурным звуком, а ее сдержанная манера сценического поведения очень подходила образу диковатой старшей сестры. Ярким вокалом порадовала и Наталья Ярхова (Ольга), создав полагающийся игривый образ. Породистостью пения и игры отличалась мадам Ларина Людмилы Пуршевой. У Виктора Ольхова (Ленский) очень красивый голос, но, к сожалению, два премьерных спектакля подряд оказались непосильной ношей для молодого вокалиста, поэтому во второй вечер заметны были детонирование и тяжелые подъемы на верхние ноты. На титульную партию был приглашен Ян Лейше из Уфы – певец с культурным и выразительным голосом, хотя, быть может, не поражающим яркостью и силой звучания. Порадовали хоровые голоса и общее звучание коллектива (хормейстер Людмила Елисеева), поэтому сбои на спектакле вызывали искреннюю досаду.
Александр Матусевич
